Хотен Блудович — русская былина.
Хотен Блудович или Горден Блудович в некоторых источниках описывается под именами: Хотей, Хотин, Котеня, Катёнко или Фотепчик — богатырь в русских былинах, выступающий в былине в роли жениха, который женился на Чайне Часовичне.
Былина о Хотене Блудовиче в настоящее время опубликована в 27 записях. Главный очаг ее распространения — онежский край (18 записей). Остальные записи были сделаны на Белом море, на Печоре, Мезени, Пинеге, и одна запись была сделана в Сибири.
О былине «Хотен Блудович»
Былина эта начинается, так же как и старые былины киевского цикла, с пира у князя Владимира. Однако сразу заметно, что этот пир нисколько не похож на те совещания государственной важности, которые облечены в форму пира в киевском эпосе. На этом пиру, как правило, нет богатырей. На этом пиру находятся две вдовы, и есть былины, которые, минуя описание пира, прямо начинаются со слов «Жило-было две вдовы». У одной из вдов — сын, у другой — дочь. Эти дети и их матери — главные действующие лица былины. В отличие от эпических матерей ранних былин, вроде Амелфы Тимофеевны, которая только отпускает своего сына в путь и сопровождает свое напутствие разнообразными наставлениями и запретами, обе матери данной былины действуют весьма энергично. Драматический конфликт былины происходит между двумя семьями в двух поколениях.
Имена действующих лиц несколько необычны. Для новых героев создаются и новые имена. По-видимому, эти имена избраны не случайна. Одна из вдов именуется Блудова вдова, у нее сын Хотен Блудович; вторая зовется Часовая (Чесовая) вдова, и у нее дочь Чайна Часовична. Миллер полагает, что «Хотен» означает «Желанный», «Чайна» — чаянная, жданная. Это имена молодых, которые предназначены друг для друга Такое толкование вполне возможно. С точки зрения лингвистической оно не вызывает возражений, и подобные характеризующие имена или отчества весьма распространены как в эпосе, так и в сказке.
Название матери Хотена — «Блудова жена» и отчество Хотена «Блудович», как мы увидим, указывает на низкое, «презренное» происхождение Хотена; имя «Блуд» было некогда распространено на Руси, но выбрано оно здесь не случайно. Наконец, имя матери девушки «Часовая» (Чесовая) тоже представляет собой эпитет, хотя значение его и не совсем ясно. Слово «час» семантически и этимологически связано с такими словами, как «чин», «чтить». Если это так, то «часовая» означало бы «чинная», «чиновная», «почтенная», «почестная». В противоположность низкому происхождению матери Хотена имя означало бы «высокое» происхождение матери Чайны. Такое понимание этих имен подтверждается содержанием былины.
Эти две вдовы в песне противопоставляются, конфликт начинается с них, а затем в него втягиваются молодые. Часовая жена, мать невесты, всегда описывается как богатая. Богатство это вызывает в исполнителе насмешливое презрение.
А честная вдова, Часовая жена,
Была она баба богатая,
Богатая баба, заносливая,
Заносливая баба, упрямая.
Иногда она именуется «купец-жена». Насколько велико ее состояние, это слушателю открывается не сразу, а постепенно, по мере того как будут развиваться события. Она занимается ростовщичеством. Она знатна и в милости у Владимира. В некоторых случаях она названа его сестрой. У нее девять сыновей и красавица дочь.
В противоположность ей, Блудова жена никогда подробнее не характеризуется. Все ее богатство состоит в сыне, и сын ее — богатырь. В некоторых случаях о нем говорится, что он будто бы освобождал Киев от татар, что, однако, не подтверждается былинами киевского цикла: в былинах, посвященных борьбе с татарами, имя Хотена не упоминается. Если такое упоминание есть, оно свидетельствует о том, что певец стремится поднять престиж Хотена в глазах слушателей.
Былина «Хотен Блудович» от сказителя Рябинина
У ласкова князя у Владимира
Былъ хорошъ пиръ-пированьице
На всѣхъ на князей и на бояръ,
На всѣхъ могучихъ русскихъ богатырей,
Было на томъ пиру двѣ вдовы:
Первая вдова честна Блудова жена,
А другая вдова была купецъ-жена.
Ко честной вдовы честно-Блудовой жены
Подносили къ ёй чару зелена вина,
И не малую стопу— полтора ведра.
Честная вдова честно-Блудова жена
Поскорешенько вставала на рѣзвы ноги,
Брала эту чарочку во бѣлы руки,
За этой за чарочкой посваталась
За своего за сына за любимаго,
За того Хотинушку за Блудовича,
У честной вдовы у купецъ-жены
На прекрасной купецъ-вдовы дочери.
Честная вдова купецъ-жена
Поскорешенько вставала на рѣзвы ноги,
Брала отъ ёй чарочку въ бѣЬлы руки,
Назадъ-то ёй чарочку повыплеснула,
Кунью шубоньку всю облила,
К …., б …. оклескивала,
Говорила-то она таковы слова:
«Глупая ты вдова, честно-Блудова жена:
Дойдетъ ли Офимьюшку взять за собя,
Да за свого Хотинушку за Блудовича?
Сидитъ-то моя Офимьюшка во теремѣ,
Во славномъ во теремѣ, въ златомъ верху
На ню красное солнышко не оппекѣтъ,
На ню буйные ветры не бвѣютъ,
Многие люди не обгалятся.
Какъ твой-то сынъ, Хотинка Блудовичъ,
Ъздитъ Хотинка по городу,
Уродуетъ со своимъ со паробкомъ любимыимъ,
Ищетъ бобоваго зерненка,
А где бы-то Хотинушкѣ обедъ сочинить».
Честная вдова честно-Блудова жена,
Со честна пира пошла она не весела,
Прикручинивши пошла, припечаливши,
Приклонила буйну голову къ сырой земли,
Очи ясные втопила во сыру землю.
Подходитъ-то ко свому ко терему высокому.
Со того со терема высокаго,
Со того окошечка косявчета,
Скрозь это хрустальное стеколышко,
У смотре лъ-то Хотинушка Блудовичъ,
Что идѣтъ его матушка съ чѣстна пира,
Со чѣстна пира идѣтъ она не весела;
Выскочитъ Хотинушка на крутой крылѣцъ,
Говорилъ Хотинушка таковы слова:
«Свѣтъ ты, моя родимая матушка!
Что же ты идешь съ чѣстна пира не вѣсёла?
Али мѣсто было въ пиру нѣ по люби,
Али чарою тобя пообнѣсли,
Али пьяница-дуракъ прюбгалился?»
Говоритъ вдова таковы слова:
— Свѣтъ ты, моё чадо милоѣ,
Молодой Хотинушка Блудовичъ!
Место въ пиру мне было по люби,
Чарою меня не пообнѣсли,
Да и пьяница-дуракъ не прюбгалился;
Насмеялась надо мною чѣстная вдова,
Чѣстная вдова купецъ-жѣна.
Подносили ко мнѣ чару зелена вина,
И не малую стопу—полтора ведра;
Я за этой чарочкой посваталась —,
За тобя Хотинушку за Блудовича
У честной вдовы у купецъ-жены
На прекрасной Офимьѣ купецъ-дочери.
Честная вдова купецъ-жена
Брала мою чарочку въ бѣлы руки,
Назадъ чарочку повыплеснула,
Мою кунью шубоньку облила,
Меня к…., б…. оклёскивала,
Говорила она мнѣ таковы слова:
— «Глупая ты вдова, честно-Блудова жена!
Дойдетъ ли Офимьюшку взять за себя,
Да за своего Хотинушку за Блудова?
Сидитъ-то моя Офимьюшка во теремѣ,
Во славноемъ во теремѣ, въ златомъ верху:
На ню красное солнышко не оппекётъ,
На ню буйные вѣтры не оввѣютъ,
Многіе люди не обгалятся.
А твой-то сынъ, Хотинка Блудовичъ,
Ѣздитъ Хотинушка по городу,
Уродуетъ со своимъ со паробкомъ любимыимъ,
Ищетъ бобовьяго зерненка,
А гдѣ бы-то Хотинушкѣ обѣдъ сочинить.»
Говорилъ Хотина таковы слова:
— «Свѣтъ ты, моя родимая матушка!
Въ честь я Офимью за себя возьму,
А не въ честь Офимью за товарища,
За своего ли за паробка любимаго».
Повернется Хотина на одной ножкѣ,
Скоро шелъ въ палаты бѣлокаменныя,
Кунью шубоньку накинулъ на одно плечо,
Шапочку соболью на одно ушко,
Хватилъ паличку булатнюю подъ пазушку.
Скоро шелъ Хотина на широкъ дворъ,
Садился на добра коня на сѣдлана;
Повыѣхалъ Хотина во чисто поле,
Сталъ онъ по чисту полю поѣзживати:
Сердце въ немъ разгорается,
Кровь-то въ немъ распылалася,—
Бралъ-то онъ плеточку шелковую,
Билъ-то коня по тучной бедры,
Давалъ ёнъ удары великіе,
Да со всея силы богатырскія.
Такъ онъ ѣздилъ по раздольицу чисту полю,
Шуточки шутилъ онъ не малыя:
Кидалъ палицу булатнюю подъ облаку,
Подъѣзжалъ-то Хотина на добромъ конѣ,
Подхватывалъ-то паличку одной рукой,
Какъ лебёдиныимъ перышкомъ ноигрывалъ;
Не малая та паличка булатняя:
Вѣсомъ-то она да девяноста пудъ.
Онъ разъѣхался съ раздолья изъ чиста поля
Ко славному ко терему, злату верху,
Билъ-то онъ палицей булатнеей
По славному по терему, злату верху,
Билъ-то онъ палицей нежалухою
Со всея со силы богатырскія:
Палица въ рукахъ погибалася,
По маковкамъ она отломилася,
Во теремѣ околенки разсыпались,
На теремѣ всѣ маковки покривились.
Соскочитъ Хотина со добра коня,
Подходитъ онъ ко терему, злату верху,
Сталъ онъ замочиковъ отщалкивать,
Сталъ онъ дверцы выставливати;
Приходить онъ во теремъ, во златой верёхъ:
Ходитъ Офимьюшка купецъ-дочий
По славному по терему, по злату верху,
Въ одной тонкой рубашечкѣ безъ пояса,
Въ однихъ тонкіихъ чулочикахъ безъ чоботовъ.
У ней русая коса-то пораспущена.
Говорилъ ёй Хотен Блудович:
— «Ай же ты, Офимьюшка, купецъ-дочи!
Идешь ли ты за мужъ за Хотинушка,
За того Хотину за Блудовича?»
Говоритъ Офимья таковы слова:
— «Три года я Господу молилася,
Чтобъ попасть мнѣ замужъ за Хотинушка
За того Хотена Блудовича» —
Бралъ то онъ за ручушки за бѣлыя,
За нея за перстни за злаченые,
Цѣловалъ ю во уста во сахарнія
За нея за рѣчи за умильныя,
Вывелъ со терема, злата верха.
Сѣли на добрыхъ коней, поѣхали
По славному по городу по Кіеву.
Молодой Хотинушка Блудовичъ
Пріѣхалъ во свои въ палаты бѣлокаменны
Ко своей ко родимой ко матушкѣ,
Самъ-отъ говорилъ таковы слова:
— «Свѣтъ ты, моя родимая матушка,
Честна вдова, честно-Блудова жена!
Въ люби-то я Офимыошку взялъ за собя».
Сходили-то во матушку Божью церкву,
Оны Господу Богу помолилися,
Ко Господнему кресту приложилися,
Приняли собѣ оны чудны вѣнцы,
Стали жить да быть, много здравствовать.
От былинника Кузьмы Романова
Было во городѣ во Кіевѣ,
Было двѣ честныхъ вдовы
На почестномъ на большомъ пиру:
Честная вдова Часовая жена
И другая вдова — Блудова жена.
Честная вдова Блудова жена
Наливала чару меда сладкаго.
Подносила честной вдовы Часовой жены,
И за той зa чарочкой посваталась
На честной на дѣвицы на Чайной Часовичной.
И честная вдова Часовая жена,
Была ёна баба богатая,
Богатая баба—занослива,
Занослива баба—упрямая;
Эты ей рѣчи не елюбилися;
Взяла ёна чару въ свои ручй
вылила чару во ясны очи
Честныя вдовы Блудовой жены,
Сама говорила таковы слова:
«Моя ли Чайная Часовична
Сидитъ-то во теремѣ высокоемъ
За трема вамочкамы Нѣмсцкиыа;
Ее красное солнышко не йппечетъ,
Буйные вѣтры не йв вѣютъ,
Частые дожжечки не обмочатъ,
Добрые людюшки не обгалчатъ.
А есть у меня девять сыновей,
А у Чайной Часовичной девять братцевъ:
Выѣдутъ Часовичи во чисто поле
И полонятъ Хотёнку во чистомъ полѣ,
И привяжутъ Хотенкѵ къ стремени сѣдяльному,
И приведутъ Хотенку на свой-то дворъ;
Захочу,—его кладу во повары,
Захочу,—кладу его во конюхи,
Захочу,—продамъ на боярскій дворъ.»
Честная вдова Блудова жена
Пошла съ пиру не весела,
Не весела пошла—не радостна,
Зажала ручки кругъ сердечушка,
Стянула головушку промежъ плечи:
— Замарала мою шубоньку дорогую,
Не дорогу, не дешеву, въ пятьсотъ рублей!
Приходитъ ко терему высокому,
Ко тому крыльцу бѣло дубовому,
И выходитъ Хотенка на крутой крылецъ,
И говоритъ ёнъ таковы слова:
— Свѣтъ-государыня, моя матушка!
Чтб же ты идешь съ пиру не весела,
И не весела идешь—не радостна?
Видно, мѣсто было не по люби,
Видно, чарой тебя пообнесли.
Или пьяница глупая насмѣялася?
Говорила вдова таковы слова;
— А мѣсто мнѣ-ка-ва было по люби,
А чарой меня не обнесли,
И пьяница глупая не насмѣялася.
А только честная вдова Часовая жена
Замарала мою шубоньку дорогую,
Не дорогу, не дешеву, въ пятьсотъ рублей.
А я посваталась на Чайной Часовичной,
А сама Часовая жена надъ тобой насмѣялаея:
— «Моя ли Чайная Часовична
Сидитъ-то во теремѣ высокоемъ
За трема замочками Нѣмецкима;
Ее красное солнышко не óппечетъ,
Буйные вѣтры не оввѣютъ,
Частые дожжички не обмочатъ,
Добрые людюшки не ббгалчатъ.
А есть у меня девять сыновей,
А у Чайной Чаеовичной девять братцевъ:
Выѣдутъ Часовими во чисто поле
И полонятъ Хотёнку во чистомъ полѣ,
И привяжутъ Хотенку къ стремени сѣдядиному,
И приведутъ Хотенку на свой-то дворъ;
Заточу,—его кладу во яовары,
Захочу,—кладу его во конюхи,
Захочу,—продамъ на боярскій дворъ.
Проговоритъ Хотен Блудович таковы слова:
— Свѣтъ-государыня, моя матушка!
Много баба бредитъ, да не будетъ такъ.
Я скоро Хотенка облачился, обкольчужился,
И накатывалъ на головушку злаченъ шеломъ,
Беретъ себѣ палицу булатнюю,
Беретъ себѣ копье вострое
И поѣхалъ по городу по Кіеву.
И будетъ у того двора у Часовична,
И ударилъ въ ворота вострымъ копьемъ:
И слетѣли ворота середи двора;
И ударилъ палицей булатнею
По тому по терему высокому:
Сшибъ того терема по окнамъ прочь,
И слетѣлъ теремъ во зеленый садъ.
Ходитъ дѣвица Чайная Часовична
По тому по двору по широкому,
И ходитъ она—дивуется,
И сама себѣ головушкой качается:
— Не было ни вѣтра, ни вѣхоря,
Не было погоды полуденныя,
А слетѣлъ теремъ во зеленый садъ!
Увидѣла Хотенку на своемъ дворѣ:
— Ай же ты, Хотен Блудович!
Отца-то у тя звали Блудищемъ:
А тебя топерь называемъ уродищемъ,
Проговоритъ Хотен Блудович:
— Дѣвка ты б…., б…. Кіевская!
А хочу,—тебя я возьму за себя,
А захочу,—возьму за служку за Панюточку:.
А кладу въ (Фатеру) во черную,—
И будешь ты наша портомойница.
А есть у тебя девять братцевъ,
А у Часовой вдовы девять сыновъ:
Такъ пожалуйте во чисто поле!
Какъ выѣхали ёни во чисто поле
Со всею со силой подневольною,—
Такъ ёна была богатая,
Погреба были злата и серебра,
Такъ ёна наняла силу оннную
За злато и за серебро,—
Силу эту ёнъ въ полонъ побралъ,
А наемныхъ всѣхъ прирубилъ пригубилъ,
А девять сыновей подъ мечъ склонилъ.
(Записано Рыбниковым от былинника Кульмы Романова 1861 году)
Былина «Хотен Блудович» из сборника Кирши Данилова
Как во стольном‑то городе во Киеве
У ласкова князя у Владимира
Ёго было пированье, был почестен пир.
Да и было на пиру у его две вдовы:
Да одна была Офимья Чусова жена,
А друга была Авдотья Блудова жена.
Еще в ту пору Авдотья Блудова жена
Наливала чару зелена вина,
Подносила Офимьи Чусовой жены,
А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!
Ты прими у мня чару зелена вина
Да выпей чарочку всю досуха.
У меня есть сын Хотен Блудович,
У тебя есть Чейна прекрасная.
Ты дашь ли, не дашь, или откажешь‑то?»
Еще в ту пору Офимья Чусова жена
Приняла у ей чару зелена вина,
Сама вылила ей да на белы груди,
Облила у ей портище во пятьсот рублей,
А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Авдотья Блудова жена!
А муж‑то был да у тя Блудище,
Да и сын‑от родился уродище,
Он уродище, куря подслепое:
На коей день гренёт, дак зерна найдет,
А на тот‑де день да куря сыт живет;
На коей день не гренет, зерна не найдет,
А на тот‑де день да куря голодно».
Еще в ту пору Авдотье за беду стало,
За велику досаду показалося.
Пошла Авдотья со честна пиру,
Со честна пиру да княженецкого,
И повеся идет да буйну голову,
Потопя идет да очи ясные
И во мамушку и во сыру землю.
А настрету ей Хотен Блудович,
Он и сам говорит да таково слово:
«Уж ты мать, моя мать и государыня!
Ты что идешь со честна пиру не весела,
Со честна пиру да княженецкого?
Ты повеся идешь да буйну голову,
Потопя идешь да очи ясные
И во матушку да во сыру землю?
Али место тебе было от князя не по вотчины?
Али стольники до тебя не ласковы,
Али чашники да не приятливы?
Али пивным стаканом тя обносили,
Али чары с зеленым вином да не в доход дошли?
Али пьяница да надсмеялася,
И безумница ле навалилася,
Ле невежа нашла да небылым словом?»
Говорит ему Авдотья Блудова жена:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Мне‑ка место от князя всё было по вотчины;
Меня пивным стаканом не обносили,
И чары с зеленым вином да всё в доход дошли;
И не пьяница и не надсмеялася,
Ни безумница не навалилася,
Ни невежа не нашла и небылым словом.
Нас было на пиру да только две вдовы:
Я одна была Авдотья Блудова жена,
А друга была Офимья Чусова жена.
Наливала я чару зелена вина,
Подносила Офимьи Чусовой жены;
Я сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!
Ты прими у мня чару зелена вина,
Да ты выпей чарочку всю досуха.
У меня есть Хотенушко сын Блудович,
У тебя есть Чейна прекрасная.
Ты уж дашь, ле не дашь, или откажешь‑то?»
Еще в та поре Офимья Чусова жена
Приняла у мня чару зелена вина,
Сама вылила мне да на белы груди,
А облила у мня портище во пятьсот рублей;
Да сама говорила таково слово:
„Уж ты ой еси, Авдотья Блудова жена!
Да муж‑от был да у тя Блудище,
Да и сын‑от родилося уродище,
Уродище, куря подслепое.
На коей день гренёт, дак зерна найдет,
А на тот‑де день да куря сыт живет,
На коей день не гренёт, зерна не найдет,
А на тот‑де день да куря голодно»».
Еще в ту пору Хотенушко сын Блудович,
Воротя‑де он своя добра коня,
Он поехал по стольному по городу.
Он доехал до терема Чусовьина.
Он ткнул копьем да в широки ворота,
На копьи вынес ворота середи двора, ‑
Тут столбики да помитусились,
Часты мелки перила приосыпались.
Тут выглядывала Чейна прекрасная
И выглядывала да за окошечко,
А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Отец‑от был да у тя Блудище,
Да и ты родился уродище,
Ты уродище, куря подслепоё:
Ты уж ездишь по стольному‑ту городу,
Ты уж ездишь по городу, уродуешь,
Ты уродуешь домы‑ти вдовиные;
На коей день гренёшь, дак зерна найдешь,
Ты на тот‑де день да, куря, сыт живешь;
На коей день не гренёшь, зерна не найдешь,
А на тот де день, да, куря, голодно».
Он и шиб как палицей в высок терем, ‑
Он и сшиб терем да по окошкам здолой,
два чуть она за лавку увалилася.
Еще в та поре Офимья Чусова жена,
Идет Офимья со честна пиру,
Со честна пиру да княженецкого,
А сама говорит да таково слово:
«Кажись, не было ни бури, ни падёры,
Мой домишко всё да развоёвано».
Как стречат ей Чейна прекрасная,
А сама говорит да таково слово:
«Уж ты мать, моя мать и восударыня!
Наезжало этта Хотенушко сын Блудович;
Он ткнул копьем да в широки ворота,
На копьи вынес ворота середи двора, ‑
Тут столбики да помитусились,
Часты мелки перила да приосыпались.
Я выглядывала да за окошечко
И сама говорила да таково слово:
„Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Отец‑от был да у тя Блудище,
И ты родилось уродище,
Ты уродище, куря подслепое:
Ты уж уж ездишь по стольному‑ту городу,
Ты уж ездишь по городу, уродуешь,
Ты уродуешь домы‑ти вдовиные».
Он и шиб как палицей в высок терем, ‑
Он сшиб терем да по окошкам здолой,
Едва чуть я за лавку увалилося.
Еще тут Офимьи за беду стало,
За велику досаду показалося.
Ушла Офимья ко князю ко Владимиру,
Сама говорила таково слово:
«Государь князь Владимир стольнокиевский!
Уж ты дай мне суправы на Хотенушка,
На Хотенушка да сына Блудова».
Говорит князь Владимир стольнокиевский:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова Жена!
Ты, хошь, и тысячу бери, да хошь, и две бери:
А сверх‑де того да сколько надобно.
Отшибите у Хотенка буйну голову:
По Хотенки отыску не будет же».
Еще в ту пору Офимья Чусова жена
Пошла‑понесла силы три тысячи,
Посылать трех сынов да воеводами.
Поезжают дети, сами плачут‑то,
Они сами говорят да таково слово:
«Уж ты мать, наша мать и восударыня!
Не побить нам Хотенка на чистом поли
Потерять нам свои да буйны головы.
Ведь когда был обсажен да стольный Киев‑град
И той неволею великою,
И злыми погаными татарами, ‑
Он повыкупил да и повыручил
Из той из неволи из великое,
Из злых из поганых из татаровей».
Пошла тут сила‑та Чусовина,
Пошла тут сила на чисто полё;
Поехали дети, сами плачут‑то.
Еще в та поре Хотенушко сын Блудович,
Он завидел силу на чистом поли,
Он поехал к силе сам и спрашиват:
«Уж вы ой еси, сила вся Чусовина!
Вы охвоча сила, ли невольная?»
Отвечат тут сила вся Чусовина:
«Мы охвоча сила вся наемная».
Он и учал тут по силе как поезживать:
Он куда приворотит, улицей валит;
Назад отмахнет, так целой площадью.
Он прибил тут всю силу до едного,
Он и трех‑то братей тех живьем схватал,
Живьем схватал да волосами связал,
Волосами‑то связал да через конь сметал,
Через конь сметал и ко шатру привез.
Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла она силы дождатися.
Пошла наняла опять силы три тысячи,
Посылат трех сынов да воеводами.
Поезжают дети, сами плачут‑то:
«Уж ты мать, наша мать и восударыня!
Не побить нам Хотенка на чистом поли,
Потерять нам свои да буйны головы».
Говорит тут Офимья Чусова жена:
«Уж вы дети, мои дети всё роженые!
Я бы лучше вас родила девять каменей,
Снесла каменье во быстру реку, ‑
То бы мелким судам да ходу не было,
Больши суда да всё разбивало»,
Поехали дети на чисто поле.
Завидел Хотенушко сын Блудович,
Поехал к силе он к Чусовиной,
Он у силы‑то да и сам спрашиват:
«Вы охвоча сила, ли невольная?»
Отвечат тут сила всё Чусовина:
«Мы охвоча сила всё наемная».
Он и учал тут по силе‑то поезживать:
Он куда приворотит, улицей валит,
А назад отмахнет, дак целой площадью,
Он прибил тут всю силу до едного;
Он трех‑то братей тех живьем схватал,
Живьем‑то схватал да волосами связал,
Волосами‑то связал и через конь сметал,
Через конь сметал и ко шатру привез.
Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла опять силы дождатися.
Опеть пошла наняла силы три тысячи,
Посылат трех сынов да воеводами.
Поезжают дети, сами плачут‑то:
«Уж ты мать, наша мать и восударыня!
Не побить нам Хотенка и на чистом поли,
Потерять нам свои да буйны головы.
Ведь когда был обсажен да стольный Киев‑град
И той неволею великою,
И злыми погаными татарами, ‑
Он повыкупил да и повыручил
Из той из неволи из великое,
Из злых из поганых из татаровей». ‑
«Уж вы дети, мои дети роженые!
Я бы лучше вас родила девять каменей,
Снесла каменье во быстру реку, ‑
То бы мелким судам да ходу не было,
Больши‑ти суда да всё разбивало».
Пошла тут сила всё Чусовина,
Поехали дети, сами плачут‑то.
Еще в та поре Хотенушко сын Блудович
Завидел силу на чистом поли,
Он приехал к силе‑то к Чусовиной,
Он у силы‑то да и сам спрашиват:
«Вы охвоча сила или невольная?»
Говорит тут сила всё Чусовина:
«Мы охвоча сила всё наемная».
Он и учал тут по силе‑то поезживать:
Он куда приворотит, улицей валит,
Назад отмахнет, дак целой площадью.
Он прибил тут всю силу до единого,
Он и трех‑то братей тех живьем схватал,
Живьем схватал да волосами связал,
Волосами‑та связал да через конь сметал,
Через конь сметал да ко шатру привез.
Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла она силы дождатися.
Пошла она к Хотенку сыну Блудову,
А сама говорит да таково слово:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми мою Чейну прекрасную,
Ты отдай мне девять сынов на выкуп всех».
Говорит тут Хотенушко сын Блудович:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!
Мне не нать твоя Чейна прекрасная.
Ты обсыпь мое востро копье,
Ты обсыпь возьми да златом‑серебром –
Долможано его ратовище семи сажен
От насадочек до присадочек,
Ты обсыпь возьми да златом‑серебром,
Златом‑серебром да скатным жемчугом.
Я отдам те девять сынов на выкуп всех».
Еще в та поре Офимья Чусова жена
Покатила чисто серебро телегами,
Красно золото да то ордынскою,
Обсыпала она у ёго востро копье,
Обсыпала она да златом‑серебром,
Златом‑серебром да скатным жемчугом, ‑
Не хватило у ей да одной четверти.
Говорит тут Офимья Чусова жена:
«Уж ты ой еси, Хотен Блудович!
Ты возьми мою Чейну прекрасную,
Ты отдай мне девять сынов на выкуп всех».
Говорит тут Хотенушко сын Блудович:
«Мне не нать твоя Чейна прекрасная,
Уж ты всё обсыпь да златом серебром,
Златом‑серебром да скатным жемчугом,
Я отдам те девять сынов на выкуп всех».
Говорит князь Владимир стольнокиевский:
«Уж ты ой еси, Хотен Блудович!
Ты возьми у ей Чейну прекрасную».
Говорит тут Хотен Блудович:
«Я возьму у ей Чейну прекрасную,
Я возьму ею не за себя замуж,
Я за своего да слугу верного
А за того же за Мишку всё за паробка».
Говорит князь Владимир стольнокиевский:
«Уж ты ой еси, Хотен Блудович!
Ты возьми ею да за себя замуж:
Еще, право, она да не худых родов,
Она ведь уж да роду царского».
Тут и взял Хотенко за себя взамуж,
Ей отдал девять сынов на выкуп всех.
Затем‑то Хотенушку славы поют,
Славы поют да старину скажут.
