Былина «Старина о грозном царе Иване Васильевиче и боярине Никите Романовиче» повествует о том как дядя царевича Фёдора — боярин Никита Романович спас его от гнева отца и навета младшего брата.
Никита Романович Юрьев приходился младшим братом царице Анастасии, первой и наиболее любимой жене Ивана Васильевича. Близкое родство с царем способствовало его успешной службе. Позднее он был назначен регентом царевича Фёдора и являлся не только его родным дядей, но ещё и крёстным.
Старина о грозном царе Иване Васильевиче и боярине Никите Романовиче
Когда возсіяло на небѣ красное солнышко,
Когда становилася звѣзда подвосточная.
Тогда воцарился Грозный царь Иванъ Васильевич!
Тутъ сбиралъ столованье—почестный пиръ,
Сбиралъ онъ всѣхъ князей, всѣхъ бояриновъ думныихъ,
Вельможъ, купцовъ богатынхъ, поляницъ да удалыихъ сильныхъ-могучихъ богатырей.
Пошло у нихъ столованье—почестный пиръ.
Всѣ на пиру напивалися,
Всѣ на почестномъ наѣдалися,
Всѣ похвальбами похвалялися.
Кто чѣмъ хвастаетъ,
Кто чѣмъ да похваляется:
Инный хвастаетъ несчетной золотой казной,
Иниый хвастаетъ силой-удачей молодецкою,
Инный хвастаетъ добрымъ конемъ,
Инный хвастатъ славнымъ отечествомъ,
Инный молодымъ молодечествомъ,
Умный-разумный хвастатъ старымъ батюшкомъ,
Старымъ батюшкомъ да старой матушкой,
Безумный дуракъ хвастаетъ молодой женой.
Какъ царь по полатушки похаживатъ,
Царь да выговариватъ:
«Aй же вы, князя и бояра думные,
Вельможи, купцы богатые, поляницы удалыя,
Сильные-могучіе богатыри!
Всѣ вы у меня на честномъ ниру,
Всѣ вы у меня пьяыы-веселы,
Всѣ вы у меня похвальбами похвалялися.
Я какъ, царь, похвастаю:
Повывелъ измѣну изъ Казани, Резани и изъ Астрахани,
Повывелъ измѣну изъ Чернигова,
Да повывелъ измѣну изъ Нова-города,
Какъ повыведу измѣнушку изъ каменной Москвы!»
За тыма столами дубовыма, за скамейками окольнима,
За ѣствами за сахарныма, за напитками медовыма,
Сидѣлъ его сынъ да любезный Иванъ да Ивановичъ,
Говоритъ онъ таковы слова:
— Ай же, свѣтъ-государь мой батюшка,
Грозный царь Иванъ Васильевич!
Небылицей ты, государь, хвастаешь,
Небылицей похваляешься.
Тутъ стемнѣлъ царь какъ темна ночь,
Зревѣлъ царь какъ левъ да звѣрь:
— Сказывай, собака, про измѣну великую!
Ты на братца скажешь, такъ братца не видать.
На себя ты скажешь, то свою головку потеряешь.
Тутъ-то Иванъ да на двѣ бѣдушки попалъ,
Тутъ-то Иванъ да пораздумался:
Жаль-жаль братца,—да не такъ какъ себя…
— Ай же, свѣтъ-государь мой батюшка,
Грозний царь Иванъ Васильевич!
Какъ сидитъ измѣна за однымъ столомъ,
Пьетъ да ѣстъ измѣна съ одного мѣста,
Носитъ платье одного сукна.
Небылицей, царь, ты хвастаешь,
Небылицей, государь, похваляешься:
Повывелъ ты измѣну изъ Казани, и Резани, и изъ Чернигова,
Не могъ повывести измѣны изъ Нова-горола,
Подавно не вывести измѣны изъ каменной Москвы!
Потому тебѣ не вывести:
Когда мы были во Новѣ-городѣ,
Которыми мы съ тобою улицами ѣхали,
Сѣкли-рубили до единаго;
Которыми улицами ѣхалъ мои старый дядюшка,
Старый дядюшка Никита Романовичі,
Тоже сѣкъ да рубилъ до единаго;
На воротахъ мы записи повыписали,
По угламъ номера выставливали,
Что эти улицы плѣненыя-казненыя;
А которыми улицами ѣхалъ твой сынъ,
А мой братецъ Ѳедоръ Ивановичъ,
Такъ сѣкъ изъ пяти и десяти головы гусиныя,
На воротахъ записи подписывалъ,
На углахъ номера повыставлялъ.
Тутъ была измѣна великая!
Выходилъ тутъ царь да на крутой крылецъ,
Скрычалъ какъ царь да громкимъ голосомъ:
— Гдѣ мои палачи немилостивы?
Берите Ѳедора Ивановича за бѣлы руки,
Ведите на то болото на Житное,
На ту на плаху на дубовую,
Отрубите ему голову буйную,
Предайте ему смерть да скорую!»
Вей палачи да разбѣжалися,
Другъ за друга туляются и окунаются,
Большій за средняго, средній за меньшаго,
Съ меньшаго отвѣту нѣтъ.
Тугъ скрычалъ царь второй наконъ:
— Гдѣ мои палачи немилостивы?
Берите вы Ѳедора Ивановича за бѣлы руки,
Ведите на то болото на Житное,
На ту на плаху дубовую,
Отрубите ему буйну голову,
Предайте ему смерть да скорую!»
Bcе палачи да разбѣжалися,
Другъ за друга туляются и окучаются,
Большій за средняго, средній за меньшаго,
Съ меньшаго отвѣту нѣтъ:
Потому что за царскіе роды приняться не осмѣлятся.
Скрычалъ какъ царь наконъ третиій:
— Гдѣ мои палачи немилостивы?
Берите вы Ѳедора за бѣлы руки,
Ведите на то болото на Житное,
На ту на плаху дубовую,
Отрубите ему буйну голову,
Предайте вы ему смерть да скорую!
Какъ во томъ ряду во гостиноемъ,
Во той во лаврѣ во угольныя,
Стоялъ малая-Малюта Стенька воръ Скурлатовъ сынъ,
Торговалъ онъ товарами заморскима,
Услышалъ голосъ Грознаго царя Ивапа Васильева,
Онъ на Ѳедора Ивановича сердить-то быль,
Запиралъ онъ да свою лавочку,
Шолъ и бралъ Ѳедора за бѣлы руки,
За бѣлы руки да за златы персни,
Выводилъ онъ Ѳедора на крутой крылецъ,
Скидывалъ онъ платья цвѣтныя,
Надѣвалъ платья опальныя,
Садилъ во корету во темную,
Повезъ его на то болото на Житное,
Ко той ко плахи дубовыя.
Была служанка, дѣвка вѣрная,
Бѣжала во спальну во теплую
Къ царицѣ благовѣрноей,
Ко Настасьи Романовной,
Скрычала громкимъ голосомъ;
— Ай же, царица благовѣрная, Настасья Романовна!
Спишь-усыпаешься, надъ собой незгоды не чаешься:
Померкло паше красно, срлиышко,
Потухла звѣзда подвосточная!
Воспалился Грозный царь Иванъ Васильевич!.
На свои на царскія на сѣмена,
На своего на сына любезнаго,
На Ѳедора Ивановича,
Приказалъ его отвезти на то болото на Житное,
На ту на плаху дубовую,
Какъ повезъ его малая-Малюта
Стенька воръ Скурлатовъ сынъ,
Она вставала на рѣзвы ноги,
Какъ надѣвала на ноги
Однѣ тоненьки чулочки безъ чоботовь,
На плеча надѣвала одинъ дорогой накидничекь,
Подвязалася платкомъ она шелковынмъ,
Побѣжала она по матушки каменной Москвы,
Къ старому братцу Никиты Романовичу,
Бѣжитъ она по матушки каменной Москвы,
Крычитъ да громкимъ голосомъ:
— Розодвиньси, народъ православныій, _
Дайте мѣстечка немножечко царицы благовѣрныя!
А народъ-то волнуется-дивуется:
— Куда бѣжитъ царица благовѣрная?
Какъ прибѣжала, она къ братцу родимому,
Никитѣ Романовичу
Приходила въ его полаты бѣлокаменныя,
Господу Богу, не молилася,
На всѣ стороны да не клонилася,
Сама говорила таковы слова
Братцу родимому Никитѣ Романовичу:
— Ай же ты, старая курва, сѣдатой песъ!
Пьешь-ѣшь-кушашь и прохлаждаешься,
Надъ собой незгоды не чаешься!»
— Ай же, сестрица родимая,
Благовѣрная царица Настасья Романовна!
Чѣмъ тебя пріобидѣлъ царь,
Грозный царь Иванъ Васильевичь?
Что я захочу, то и сдѣлаю:
Потому—у меня сидитъ тридцать россійскихъ могучихъ богатырей
И сидитъ у меня дружина хоробрая.
Она говоритъ таковы рѣчи:
— Какъ воспалился Грозный царь Иванъ Васильевичь
На свой-то на сѣмена на царскія,
На Ѳедора Ивановича,
Повезъ его малая-Малюта Стенька воръ Скурлатовъ сынъ
На то болото на Житное,
На ту на плаху дубовую.
Какъ вставалъ старый Никита Романовичь на рѣзвый ноги,
Говорилъ какъ самъ таковы слова:
— Ай же, любезный конюхъ мой!
Ступай-ка ты скорымъ-скоро, скорымъ на скоро,
Ступай на стойлы конныя,
Бери-ка ты моего добра коня,
Не сѣдлай, не уздай ты добра коня,
Выводи-ка ты на широкій дворъ.
Какъ самъ онъ надѣвалъ шубу на одно плечо,
Какъ кладывалъ онъ шляпу на одно ухо,
Бралъ немилаго постельника подъ полу подъ правую,
Выбѣжалъ онъ скоро на широкъ на дворъ,
Самъ садился скоро на добра кошт,
Поѣхалъ скоро по матушки по славной каменной Москвы,
Самъ шляпой машетъ и голосомъ крычитъ:
— Розодвиньтесь-ка, народъ православныій,
Дайте миѣ мѣстечка немножечко,
Проѣхать старому Никитѣ Романовичу
Но матушкѣ славной каменной Москвы!
Какъ сталъ подъѣзжать ко болоту ко Житному,
Увидѣлъ, какъ поваленъ темничекъ да кресничекъ
На тую плаху на дубовую;
У малаго-Малюты Стеньки вора сына Скурлатова
Заздынута рука правая, здынута сабля кровавая,
Спрашивалъ у Ѳедора Ивановича:
— На кого ты оставишь молоду жену,
Кому оставишь несчетну золоту казну?»»
Какъ тутъ закрычалъ старый Никита Ромаиовичь,
Громкимъ голосомъ во всю голову:
— Съѣшь волкъ пса, такъ и выгалкнешь!
Какъ увидѣлъ тутъ малая-Малюта
Стенька воръ Скурлатовъ сынъ,
Увидѣлъ ѣдучись стараго Никиту Романовича на добромъ конѣ,
Не смѣлъ спустить руки правыя, сабли кровавыя,
Отсѣчь буйныя головы.
Тутъ наѣхалъ старый Никита Ромаиовичь,
Соскочилъ онъ со добра коня,
Какъ взималъ онъ племиичка да крссішчка,
Взималъ со плахи со дубовыя,
Кидалъ немилаго постельничка
На плаху на дубовую:
И отсѣкли ему буйную голову,
Окровавили саблю кровавую.
Тутъ говорилъ Ѳедоръ Ивановичъ,
Говорилъ крестному батюшку:
— Ай же ты, крестный мой батюшка,
Никита Романовичь!
Что же намъ будетъ отъ батюшка,
Грознаго царя Ивана Васильевича?»
Говоритъ тутъ Никита Ромаиовичь:
— Ай же ты, любезный мой крестничекъ!
Что будетъ—надъ моей-то головкой надъ старою,
Моя головка при старости;
А твоя головка при младости!
Тутъ поѣхали во матушку во славну каменну Москву.
Какъ тутъ малая-Малюта Стенька воръ Скурлатовъ сынъ,
Представилъ онъ передъ царскими окошками
Свою-то саблю кровавую;
Какъ увидѣлъ Грозный царь Иванъ Васильевичъ
Повѣшану саблю кровавую,
Самъ какъ говорилъ да таковы слова:
— По ворахъ по разбойникахъ есть заступники,
Есть заступники-помошники крѣпкіе,
А по насъ, по сѣменахъ царскіихъ, не находится!
Сделалъ онъ указы строгіе
По матушке каменной Москвы,
Приказалъ завѣсить окна сукномъ чернынмъ,
А по церквамъ велѣлъ служить онъ,
Служить обѣдни по печальному.
У собора Успенскаго, у Ивана Великаго,
Зазвонили обѣдни воскресенскія.
Тутъ Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
Всѣмъ велѣлъ надѣть онъ платья черныя,
Платья черныя, все печальныя.
Старый Никита Романовичъ
Надѣвалъ шубу—которой лучше нѣтъ,
Племеничку и крестничку тоже надѣвалъ
Платья—которыхъ лучше нѣтъ;
Пошли они къ обѣдни воскресенскія.
Приходили во соборъ да во Успенскиій.
Тутъ старый Никита Романовичъ
Становился онъ подлѣ Грознаго царя Ивана Васильевича
Племеничка-кресничка бралъ подъ полу подъ правую,
Самъ крестъ кладетъ по писаному,
Поклонъ ведетъ по ученому,
Клонится на всѣ четыре стороны,
Грозному царю Ивану Васильевичу въ особину
Съ царицей Настасьей Романовной:
— Здравствуй, Грозный царь Иванъ Васильевичъ
Со своей царицей благовѣрною,
Со своими со царскими со сѣменами!
Какъ тутъ говоритъ Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
Говоритъ таковы слова:
— Ай же ты, старая курва, сѣдатый песъ!
Развѣ ты про незгоду не знаешь и не вѣдаешь,
Развѣ тебѣ да неизвѣстно было,
Аль ты надо мной да надсмѣхаешься?
Выду отъ обѣдни воскресенскія,
Делаю я указы да строгіе,
Съ господъ со всѣхъ и князей
Со живыхъ шкуры сдеру,
А съ тебя, старая курва,
Шкуру сдеру и на свѣтъ не выпушу!
Второй наконъ онъ опять проздраствовалъ:
— Здраствуіі, Грозный царь Иванъ Васильовичі.
Со своей царицей благовѣрною,
Со всѣми со царскими со сѣменами!—
Какъ тугъ говоритъ Грозный царь Иванъ Васильевичь,
Говоритъ таковы слова:
— Ай же ты, старая курва, сѣдатый песъ!
Развѣ ты про незгоду не знаешь и не вѣдаешь,
Развѣ тебѣ да неизвѣстно было,
Аль ты надо мною надсмѣхаешься?
Выйду отъ обѣдни воскресенскія,
Делаю я указы все строгіе,
Что со всѣхъ господъ, со всѣхъ князей
Со живыхъ шкуры сдеру,
А съ тебя, старая курва,
Шкуру сдеру и въ волчью зашью!
Опять поздравствовалъ онъ и въ третій паконъ:
— Ты здраствуй, Грозный царь Иванъ Васильевичь
Со своей царицей благовѣрною,
Со всѣми со царскими со сѣменами
И съ Ѳедоромъ Ивановичемъ!
Тутъ онъ выпущаль изъ подъ полы изъ подъ правыя,
Становилъ передъ Грознаго царя Ивана Васильевича.
Тутъ говорилъ Грозный царь Иванъ Васильевичь:
— Aй же, шуринъ мой любезныій,
Старый Никита Романовичі!
Не знаю я, чѣмъ тебя пожаловать?
Аль тебя жаловать селы съ приселами,
Города съ пригородками,
Улицы съ переулками,
Аль тебя несметной золотой казной?»
Говоритъ Никита Романовичь:
— Мнѣ не надобно селъ съ приселами,
Городовъ съ пригородками,
Улицъ съ переулками,
И мнѣ не надо несчетной золотой казны;
А дай ты мнѣ Никитину вотчину и улицу:
Кто голову убьетъ да коня уведетъ,
По той улицѣ уведетъ,
Того и Богъ проститъ.
— Вотъ тебѣ, Никита, улица,
Своя тебѣ отчина пожалована!
А Ѳедора Ивановича вмѣсто себя,
Вмѣсто себя я царемъ поставлю!
Тутъ простоялъ онъ обѣдню воскресенскую,
Бралъ Ѳедора Ивановича за бѣлы руки,
Повелъ въ свои полаты во царскія,
А также вслѣдъ себя велъ
Стараго Никиту Романовича, шурина любезнаго.
Пришелъ онъ въ свои полаты во царскія,
Тутъ сабиралъ для нихъ столованье—почестный пиръ,
Многихъ сбиралъ онъ киязей-бояръ,
Вельможі, купцовъ богатыихъ, поляницъ удалыихъ
И Росейскихъ могучихъ богатырей,
Для-ради своего сына любезнаго,
Ѳедора Ивановича,
И стараго Никиты Романовича.
Дунай, Дунай,
Болѣ вѣкъ не знай!
Былина-старина «О грозном царе Иване Васильевиче и боярине Никите Романовиче» из сборника «Песни записанные П.Н. Рыбниковым.