Василий Буслаев

Богатырь Василий Буслаев не похож на остальных. Он — бунтарь, всегда идет наперекор общему мнению и порядкам. Несмотря на суеверия обычных людей, он не верит в приметы и предсказания. В то же время, это образ защитника-богатыря. Василий Буслаев родом из Великого Новгорода. Именно поэтому в былинах о нем так много местного колорита.

Василий Буслаев

Есть два рассказа о нем: «Василий Буслаев и новгородцы» и «Как Василий Буслаев молиться ездил».
Всюду прослеживается его озорство и бесконтрольность. Например, выбирая себе дружину, он устраивает несколько неординарных заданий. В результате находится 30 молодцев, которые во всем поддерживают Василия. Деяния Буслаева – это не подвиги русских богатырей, которые следовали правилам и во всем подчинялись князю, уважая традиции и верования простых людей. Буслаев почитал только силу. Поэтому деятельность его – это разгульная жизнь и драки с местными мужами.

Былины о богатырях русских

Кто такой Василий Буслаев

Василий Буслаев сын состоятельных новгородцев. Отец Василия, Буслай, умер не задолго до событий, происходящих в былине. Мать, Амелфу Тимофеевну, Василий очень любил и почитал. В семь лет она отдаёт Василия на обучение.

Будет Васиньке семь годов —
Отдавала матушка родимая,
Матёра вдова Амелфа Тимофеевна,
Учить его грамоте,
А грамота ему на пользу пошла;
Посадила пером его писать,
Письмо Василию на пользу пошло;
Отдавала пению учить церковному,
Пение Василию на пользу пошло:
А и нет у нас такого певца,
Во славном Нове-городе,
Супротив Василия Буслаева!

В будущем богатыре пробуждается качество, которое потом станет одним из главных, — озорство. А в семнадцать лет он постигает «воинские науки и рыцарские». Ощутив «в себе силушку великую», изготовляет Василий Буслаевич специальную палицу, копье, лук и саблю. Он устраивает пир и из приглашенных выбирает дружину под стать себе. Каждому желающему попасть к нему он предлагает испытание: поднять одной рукой чару с вином в полтора ведра, а затем выпить «единым вздохом». Прошедших это испытание Василий подвергает еще одному — бьет каждого по голове дубиной — «черняным вязом». Находятся такие, кто выдерживает его удары. Из них он и набирает себе дружину. И сам Василий, и его дружина описываются с некоторой иронией: вряд ли они способны на подвиги, подобные тем, что совершают киевские богатыри. Зато они азартно дерутся на Волховом мосту с «мужиками новгородскими», бражничают, заводят драки на пирах.

Собиралися-соходилися
Тридцать молодцев без единого,
Он сам, Василий, тридцатый стал;
Кто другой зайдёт — бьют его,
Бьют его, за ворота бросят!

Буслаев — новгородский бунтарь, ему не по нраву городские порядки. Явившись на Никольщину-братчину со своей дружиной, он устраивает здесь ссору, она выливается в побоище на улицах. Матери удается ненадолго запереть его в погребе, но он освобождается, хватает валявшуюся ось тележную, спешит к Волхову мосту.

И видит дружину хоробрую попячену,
Стоит дружина до колен в крови,
Головки шалыгами прощелканы,
Платками руки перевязаны
И ноги кушаками переверчены.
Говорит Васильюшка Буславьевич:
* Ай моя дружина хоробрая!
Вы теперь позавтракали,
Мне-ка дайте пообедати…
И начал мужиков пощелкивать,
Осью железною помахивать:
Махнет Васильюшка — улица,
Отмахнет назад — промежуточен
И вперед просунет — переулочек.

Там, где Василий Буслаев, шутка и кровь, потеха и трагедия всегда рядом:

Во той ли во реченьке Волхове
На целую на версту на мерную
Вода с кровью смесилася.

Теперь Василий переносит свои подвиги за пределы Новгорода. Он снаряжает корабль и обращается к матери:

Дай мне благословение великое —
Идти мне, Василью, в Ерусалим-град,
Со всею дружиною хороброю,
Мне-ка Господу помолитися,
Святой святыне приложитися,
Во Ердане-реке искупатися.

Мать готова дать ему благословение — но только на добрые дела.

То коли ты, дитя, на разбой пойдешь,
А и не носи Василья сырая земля.

Смысл поездки — самый благочестивый, к уже сказанному Василий добавляет:

У меня смолоду было бито-граблено,
Под старость надобно душу спасать.

Итак, Василий с дружиной становятся паломниками к святым местам. Однако их поездка туда и обратно — это цепь различных нарушений, греховных поступков, это вызов таинственным силам. По дороге в Иерусалим Василий попадает на какую-то гору и видит человеческий череп. Он пинает его ногой и вдруг слышит в ответ:

Ты к чему меня, голову, побрасываешь?
Я, молодец, не хуже тебя был.
Умею я, молодец, валятися
А на той горе Сорочинския,
Где лежит пуста голова,
Пуста голова молодецкая,
А лежать будет голове Васильевой.

Василий Буслаев, однако, не обращает внимания на грозное предупреждение. У него есть свое твердое понятие: «А не верую я ни в сон, ни в чох, а верую я в свой червленый вяз»; то есть для него собственная сила превыше всяких предсказаний и угроз.

И в Иерусалиме он поступает как озорник: конечно, служит обедни, панихиду, прикладывается к святыням, но в то же время — нарушая все нормы — купается в Иордани, где крестился Иисус Христос.

На обратном пути Василий останавливается на той же горе.

Здесь лежит «сер горюч камень»,
В ширину-то камень тридцать локот,
В долину-то камень да сорок локот,
Вышина его, у камешка, ведь трех локот.

На камне надпись. В разных текстах она разная, но основной смысл заключается в том, что через камень нельзя скакать вдоль — иначе можно сломить голову. Запреты, конечно, не для Василия. Он зовет всю дружину скакать через камень. Сначала они скачут поперек — и ничего не случается. Василий предлагает:

Не честь-то хвала да молодецкая,
Не выслуга будет богатырская, —
Мы будем скакать да вдоль по камешку,
Мы вперед-mo скочим, назад отскочим…
Разбежался, скочил вдоль по каменю —
И не доскочил только четверти,
И тут убился под каменем.
Где лежит пуста голова,
Там Василья схоронили.

Василий Буслаев — богатырь или разбойник?

По-разному можно толковать эту трагическую развязку. Василий гибнет, потому что посмел нарушать запреты? Но киевские богатыри не раз действовали вопреки запретам. Да и многие герои мировой мифологии поступали так же и побеждали. Может быть, Василий — не настоящий герой и не имеет права на такой поступок?

Подумаем-ка еще об одном: что за камень, у которого Василия ждет гибель? Это — могильный камень, под ним погребен богатырь. Прыгать через камень — значит оскорблять память умершего, и этот проступок не должен остаться безнаказанным. Камень — символ Смерти, знак ее владений. Василий словно бы пытается нарушить границу этого царства и остаться при этом живым. Но Смерть забирает его совсем. Наконец, можно считать и так, что Василий платится за все грехи и нарушения, какие он совершил прежде…

Образ Василия Буслаева исполнен такой глубины содержания и таких противоречий, что стоит задуматься — а богатырь ли он? Кто и с какой целью возвёл его в этот ранг — поставив в одну шеренгу с богатырями — защитниками людей и рубежей русских? В ранних вариантах былины Василий Буслаев выступает как боярский сын, но затем о его происхождении не упоминается. Подобный прием позволяет ярче показать роль Василия Буслаева как руководителя бедноты, нападающей на богатые корабли. Он со своей дружиной ходил на ушкуях — таких и называли ушкуйники. Они грабили купеческие ладьи.

Василий Буслаев — новгородский бунтарь, который ведет себя «неправильно», то есть поступает вопреки принятому порядку, нормам, нарушает запреты, не верит в предсказания и — в конце концов — погибает. Да, он обладает истинно богатырской силой и удалью, которая дана ему от рождения, досталась от отца. Но силу данную богами и родом Василий употребляет совсем не по делу, не как истинные богатыри земли русской…

Посадник Васка Буславич

«Был ли исторический прототип у Буслаева или это полностью вымышленный персонаж? В Никоновской летописи под 1171 годом упоминается «посадник Васка Буславич», что дает основание некоторым историкам отождествлять его с былинным героем. Недоверчивый Н.М. Карамзин отрицает такую возможность. Зато С.М. Соловьев считал Буслая историческим лицом. По мнению современного историка С.Н. Азбелева, вполне вероятно, что упоминание в Никоновской летописи «посадника Васки Буславича» обязано своим происхождением народному преданию, то есть фольклорному источнику.

И тем не менее, по выражению Максима Горького, «Василий Буслаев — не выдумка, а одно из величайших и, может быть, самое значительное художественное обобщение в нашем фольклоре». В работах крупнейших историков XIX века былина о Буслаеве использована как исторический источник, дающий достоверные сведения о быте, нравах и обычаях средневекового Новгорода. Воссоздание жизни Великого Новгорода в былине полностью соответствует имеющимся историческим сведениям, а в ряде случаев и дополняет их.

К примеру, мы узнаем, что семи лет мать отдала Василия учиться грамоте и письму. Это вполне отвечает исторической правде. Примерно в это же время по указу Ярослава Мудрого в Новгороде была открыта школа для 300 семилетних отроков, а благодаря берестяным грамотам мы знаем, что в древнем Новгороде читать и писать умели все слои населения — от ремесленников, купцов и бояр до простого люда. В домах горожан были найдены и звончатые гусли, и трехструнные гудки, и свирели, реконструированные замечательным новгородским реставратором Владимиром Поветкиным. Былина достоверно передает и другие новгородские реалии: заклады, братчины, набор дружины, драки на Волховском мосту, власть материнского авторитета над взрослым сыном. Но самое главное, в образах богатырей Садко и Буслая запечатлен новгородский характер — вольный, предприимчивый и отважный.» Смирнов. В. Г.

Былина «Василій Буслаевичъ»

Жилъ-былъ въ Великомъ славномъ Новѣ-городѣ посадскій человѣкъ, Буслай. Жилъ онъ тихо, смирно, съ новгородскими людьми ссоръ не заводилъ, на сходахъ никому не перечилъ, ни со Псковомъ, пи съ Москвою не вздорилъ. За это его всѣ любила и нажилъ онъ себѣ богатство имѣніе великое. Всѣмъ бы хорошо жилось Буслаю, да одно горе: дѣтей у него не было; много всякаго добра да казны у него съ женой, а подѣлить не съ кѣмъ, оставить некому: въ могилу съ собой не потащишь, а того и гляди смерть за плечами появится.

Закручинился какъ-то Буслай — сидитъ на горючемъ камнѣ и думаетъ все одну думу, какъ онъ со старухой будутъ бездѣтными вѣкъ коротать. Вдругъ видитъ стоитъ передъ нимъ женщина старая-престарая и говоритъ ему:
— Не кручинься, Буслай, будетъ у тебя сынъ сильный богатырь, ступай себѣ домой…
Пошелъ Буслай домой тоску какъ рукой сняло.

Родился у него сынъ и назвали его Василіемъ. Выросъ Василій сильный да здоровый, въ семь лѣтъ такая въ немъ проявилась силушка, что любому богатырю впору. Посадили его мать съ отцомъ грамотѣ yчитьcя, научили его и пѣтью церковному. Все ученье Василію впрокъ пошло, а особенно пѣтиье церковное: какъ запоетъ въ церкви на клиросѣ, какъ затянетъ, поведетъ голосомъ, вѣкъ бы его не наслушался, и не знаютъ люди, на землѣ ли они, въ храмѣ Божіемъ, или на небѣ.

Буслаю тѣмъ временемъ ужъ девяносто лѣтъ минуло, состарился онъ и умеръ. Осталось его вдовѣ съ сыномъ все имущество, а мать-то у Василія была женщина разумная, на ей весь домъ держался, удалый богатырь молодой Васильюшка только ея одной и слушался. Стали Василия обучать дѣлу ратному, наукамъ воинскимъ, и почуялъ онъ въ себѣ тогда силу превеликую, такую силу, что могъ бы съ цѣлымъ десяткомъ богатырей справиться. Некуда дѣвать Василью силушки, одолѣла молодца удаль богатырская, въ жилахъ кровь молодецкая ключомъ кипитъ, въ глазахъ свѣтъ застилаетъ, руки чешутся, ноги съ мѣста несутъ, стоять не даютъ.

Сталъ дѣтинушка по улицамъ похаживать, немалыя шуточки пошучивать. Да и не только по улицамъ молодецъ похаживаетъ, забирался онъ не разъ на княженецкій дворъ, посчитывалъ дѣтей боярскихъ, княжескихъ: отъ того счету молодецкаго, кто стоймя стоялъ, тотъ сидмя сидитъ; кто сидмя сидѣлъ, тотъ лежмя лежитъ.
Призадумались тутъ люди новгородскіе:
— Какъ распустить намъ, — говорятъ, — Буслаева, такъ отъ него не будетъ житья на улицахъ.
Говорятъ ему старые люди почтенные:
— Эй, Василій, не сносить тебѣ головы свое не малыя шутки ты пошучиваешь быть тебѣ за эти шутки въ Волховѣ-рѣкѣ!..
Не унимается дѣтина, не слушаетъ.
Пошли тогда къ его матушкѣ:
— Уйми ты, честная вдова, свое дѣтище, нехорошія онъ шуточки пошучиваетъ, нашихъ молодцевъ, ребятушекъ увѣчитъ, быть ему за эти шутки безъ буйной безъ головушки.

Стала вдова унимать сына:
— Ты уймись, Василій, образумься, свѣтъ; ужъ въ твои-то годы батюшка набралъ себѣ дружинушку, а ты стоишь самъ одинъ-на-одинъ; какъ накинутся на тебя за твои шутки неразумныя, такъ тебѣ съ ними со всѣми и не справиться, а за тебя и постоять будетъ некому.
Послушался Василій матери, попритихъ, сидитъ, пишетъ записки скоро-наскоро, привязываетъ записочки къ стрѣламъ каленымъ и разстрѣливаетъ стрѣлы по улицамъ.
Идутъ люди отъ обѣдни, поднимаютъ стрѣлочки, прочитываютъ:
„Кто хочетъ сладко ѣсть и пить,
Кто хочетъ носить платье цвѣтное,
Тотъ иди къ Василію Буслаеву на широкій дворъ».

Собирается народу тьма-тьмущая, идутъ старые, идутъ малые, идутъ холостые, идутъ женатые, всѣмъ сладко поѣсть, попить хочется.
А Василій поставилъ середи двора огромный чанъ зелена-вина, въ него спустилъ чашу въ полтора ведра, самъ стоитъ съ толстымъ вязомъ въ рукѣ, гостей потчуетъ:
— Нутъ гости мои дорогіе, любезные, подходите къ вину, попробуйте: кто сможетъ выпить мою чару въ полтора ведра, не поморщится, кто отвѣдаетъ моего вязa, не тpяxнeтcя, будетъ тотъ мнѣ братомъ крестовымъ, названнымъ приму его въ свою дружину храбрую, стану поiть кормить досыта.
Смотрятъ гости попятились другъ за дружку попрятались; кто отвѣдалъ вяз — тотъ вонъ побѣжаль, по гостямъ ходить залякался.

Вдругъ идетъ къ Василію Костя Новоторжанинь подошелъ къ чану, зачерпнулъ вина, выпилъ за одинъ духъ всю чашу, не поморщился. Какъ хватилъ его Василій своимъ вязомъ по спинѣ, думалъ, что и духъ изъ него вышибетъ, а Костя стоитъ себѣ, какъ ни по чемъ, не шелохнется. Взялъ его Василій за бѣлыя руки, цѣловалъ и называлъ братцемъ крестовымъ, повелъ въ гридню.
Только что ушелъ Костя Новоторжанинъ, а за нимъ ужъ ковыляетъ Потанюшка хроменькій, припадаетъ на правую ногу, волочитъ лѣвую, подходитъ къ чану выпиваетъ чашу, не морщится. И его попотчевалъ Василій своей палицей вязовой: не тряхнулъ молодецъ кудрями, съ мѣста не тронулся.
— Ну, Потанюшка будь же и ты моею дружинушкою храброю! — сказалъ ему Василій и отвелъ его тоже въ свою гридню столовую.
За ПотанюШкой пришелъ еще и Ѳомушка Горбатенькій, выпилъ чару за одинъ духъ, стоитъ посмѣивается.
Не сталъ ужъ его Василій и вязомъ испытывать, а прямо повелъ въ свою гридню столовую:
— Будьте вы, молодцы, моей дружиною храброю, теперь намъ некого бояться въ Новѣ-городѣ!

Прослышали люди новгородскіе про дружину Васильеву, стали они его побаиваться. Затѣяли въ Новѣ-тородѣ братчину Николыцину, много народу пришло на праздникъ, каждый давалъ свою часть церковному старостѣ, а тотъ ужъ и распоряжался по-своему. Не позвали на пиръ Василія, а Василій со своими дружинниками и незваный, и непрошеный тутъ какъ тутъ, говоритъ:
— Сколько съ брата приходится?
Поглядѣли на него искоса, отвѣчаютъ:
— Званому-то гостю хлѣбъ да соль, а незваному и мѣста нѣтъ.
Бросилъ имъ Василій денежки:
— Вотъ вамъ, — говоритъ, — за дружинника по пяти рублей, а за мою головушку и всѣ пятьдесятъ: званому-то гостю много простору надобно, а незваному какъ Богъ пошлетъ.

Какъ сталъ онъ съ дружинушкою гостей поталкивать, поприжалъ всѣхъ въ большой уголъ, а изъ большого угла въ уголъ за печкою, а оттуда и къ окну вытѣснилъ, а тамъ ужъ кто и въ дверь вылетѣлъ… Началася свалка, драка великая, а Василій кричитъ новгородцамъ:
— Вы послушайте меня, люди честные! буду я биться съ вами объ великій закладъ: если я одолѣю, вы мнѣ заплатите дань по три тысячи въ годъ, если вы меня побьете, буду я вамъ платить такую же дань до самой смерти.
Отвѣчаютъ новгородцы:
— Задалъ ты намъ, такъ тебѣ ее и разгадывать, только биться съ тобою мы будемъ ужъ всѣмъ народомъ на Волховскомъ мосту, и въ закладъ ты намъ прозакладываешь свою буйную головушку. Мы поставимъ на мосту три заставы, если свалимъ тебя на заставах такъ тебѣ голову срубить, если пройдешь всѣ три заставы — будемъ дань тебѣ платить.
Сдѣлали запись объ этомъ закладѣ великомъ, на утро назначили драться на мосту.

Пошелъ Василій домой, залегъ спать, а мать его, Авдотья Васильевна, и провѣдала про его ссору съ людьми новгородскими. Заметалася вдова, засуетилася: что дѣлать? Знала она буйный нравъ Василъюшки, натворитъ онъ бѣдъ, погибнетъ ни за что…
Заперла она тогда его соннаго въ пoгpeбѣ, припрятала его оружіе, насыпала чашу золота да чашу серебра, да еще чашу скатнаго жемчуга и пошла на поклонъ къ новгородскому князю:
— Прости ты, князь, моему сыну неразумному его вины вeлиĸiя, не вели новгородцамъ биться съ нимъ завтра на Волховскомъ мосту.
Не могъ князь ничего сдѣлать для честной вдовы.
— Написаны, — говоритъ, — записи за печатями; я тогда его прощу, когда голову срублю.
Пошла старуха домой, заплакала, съ великой печали разсыпала свои дapы, золото да серебро съ жемчугомъ по полю чистому, приговаривала:
— Не дорого мнѣ ни золото, ни серебро, дорога мнѣ головушка буйная Василюшкина..

Спитъ Василій, высыпается, похрапываетъ, а на утро ранымъ-рано поднялись новгородцы, на мостъ собиралися съ палицами, съ ножами, съ дрекольемъ.
Начинали они драку съ дружиною Васильевою. Бились часъ, бились другой и третій — оттѣснили ихъ, поранили, искалѣчили, у кого голова проломана, у кого нога кушакомъ обмотана, у кого рука платкомъ повязана. Стали молодцы уставать отступать, видятъ у рѣки Васильева служанка, дѣвушка Червавушка, бѣлье полощетъ, воду носитъ.
— Охъ, ты, дѣвушка Чернавушка! Ты не дай намъ погибнуть, умереть смертью напрасною, ты сходи-ка къ Василыо, дай ему вѣсточку…
Услыхала дѣвица, подхватила свои ведра дубовыя на кленовое коромыслице и пошла было домой, а новгородцы-то ей дорогу загораживаютъ, не пускаютъ. Оставила Чернавушка ведра, схватила коромысло и пошла коромысломъ помахивать; прочистила себѣ путь прибила мужиковъ до пятисотъ и добѣжала до дому.

Спитъ Василыошко, похрапываетъ, не чуетъ надъ собою невзгоды, не вѣдаетъ. Отшибла Чернава замокъ у дверцы соскочила въ погребъ и будитъ Василья.
— Ты чего спишь, прохлаждаешься? Стоитъ твоя дружина по колѣна въ крови, руки, ноги изувѣчены, головы проломаны!..
Вскочилъ Буслаевичъ на ноги, выбѣжалъ на дворъ схватилъ въ руки сорокапудовую ось телѣжную, бросился на мостъ, закричалъ во весь голосъ:
— Эй вы, дружина моя храбрая! Вы-то ужъ позавтракали, дайте и мнѣ пообѣдать.
Какъ сталъ онъ осью помахивать, потряхивать повалился народъ цѣлыми тысячами. Видятъ новгopoдцы, что дѣло плoxo, расходились у Василья руки бoľaтыpcĸiя, разгорѣлось сердце молодецкое, не сдобровать имъ и всѣмъ, если онъ во-время не уходится. Пришли тогда воевода со старшиною къ Авдотьѣ Васильевнѣ, говорятъ ей съ поклономъ:
— Честная вдова Авдотья Васильевна, уйми ты свое дитятко, укроти его сердце бoгaтыpcĸoe, изобьетъ онъ весь народъ безъ жалости.

Отвѣчаетъ имъ вдова:
— Ой вы гой еси, честные бояре! Не посѣтуйте на меня, старую: провинилась я передъ своимъ дѣтищемъ, заперла его въ погребѣ, убрала его оружіе; не сдобровать теперь и мнѣ, если пойду къ нему! А есть у него крестный батюшка Старчище Пилигримище; живетъ честный старецъ въ Кирилловомъ монастырѣ. Сходите къ нему, поклонитесь, не уйметъ ли онъ своего крестника?..
Пошли посадникъ съ тысяцкимъ къ Пилигримищу; принесли ему дарьцы мисы съ золотомъ серебромъ да жемчугомъ, поклонилися. Снарядился Пилигримищѳ, надѣлъ шапку-колоколъ въ девяносто пудъ, идетъ, языкомъ колокольным какъ клюкою, подпирается.

Встрѣтилъ онъ Василія на мocтy, закричалъ ему:
— Гей ты, молодецъ, не попархивай, гей, Василіу не полетывай! Изъ Волхова воды всей не выпить всѣхъ людей новгородскихъ не побить! Мы молодцы и почище тeбя, да не хвалимся!
Осерчалъ Василій и на отца крестнаго:
— Ты зачѣмъ, батюшка, мнѣ подъ руку попадаешься? Мы тутъ шутки шутимъ не мaлыя, идетъ споръ о буйной головушкѣ.
Какъ хватитъ осью по колоколу, разсѣкъ его на части и убилъ Пилигримища до смерти.

Видятъ новгородцы, не сдобровать имъ, бѣгутъ опять къ Авдотьѣ Васильевнѣ, несутъ ей дары великіе, упрашиваютъ:
— Уйми честная вдова, свое дѣтище; будемъ мы платить вамъ дани въ годъ по три тысячи, съ хлѣбниковъ по хлѣбу, съ калачниковъ по калачику, никогда съ вами не будемъ больше ссориться!..
Надѣла тогда вдова платье черное, накинула на плечи шубу соболью повязала голову платкомъ и пошла на мостъ.
Не посмѣла она зайти къ сыну спереди, а зашла сзади и положила ему руки на плечи богатырскія:
— Дитятко мое милое, любимое! Уйми ты свое сердце горячее, не проливай больше крови напрасно! Повинились тебѣ новгородцы: и дань обѣщаютъ платить, и дары принесли…

Опустились у Василія руки бѣлыя, выпала ось телѣжная, опомнился oнъ, сказалъ матери:
— Умно ты сдѣлaлa, матушка, что зашла ко мнѣ сзади не спереди. Зайди ты спереди — не сдобровать бы и тебѣ, какъ крестному батюшкѣ — сгоряча и тебя бы не пожалѣлъ, убилъ бы до смерти! А теперь ужъ твоей воли родительской грѣхъ ослушаться!

Повела его мать домой, а навстрѣчу имъ посадникъ съ тысяцкимъ Василію низко кланяются:
— Прикажи, Буслаевичъ, обобрать убитыхъ да раненыхъ, вся Волховъ-рѣка мертвыми тѣлами запружеш^ вода съ кровью смѣшалася, закраснѣлаСя…
Приказалъ Василій убирать тѣла убитыя, самъ собралъ свою дpyжинy, вернулся домой съ матерью.

Мало ли много ли прошло времени, пораздумался, порастужился Василій: „Много, думаетъ, я душъ христіанскихъ погубилъ на своемъ вѣĸy, надо мнѣ подумать, какъ душу свою спасти“.
Созвалъ онъ свою дружину храбрую стали они думать, какъ бы имъ поѣхать во Святой Іерусалимъ-градъ, поклониться гробу Гocпoдню, отмолить грѣхи свои тяжкіе.
Пришелъ Василій къ матери своей и говоритъ ей:
— Родимая матушка! Разгорѣлося мое сердце богатырское, сплю я и вижу какъ бы побывать мнѣ въ Іерусалимѣ-градѣ; замолить грѣхи мои тяжкіе. Благослови меня въ далекій путь, поѣдемъ мы съ дружиною, постранствуемъ.

Не повѣрила ему Авдотья Васильевна, думала, что онъ хочетъ обманомъ выманить у нея благословеніе.
— Ужъ ты, дитятко, не худое ли на умѣ держишь? Ты не думаешь ли въ разбой идти? Ты попомни мой завѣтъ родительскій: коли вправду хочешь грѣхи свои зaмaливaть, такъ даю тебѣ свое материнское благословеніе, а коли на умѣ у тебя разбой да грабежъ, не носи тогда тебя мать сырая земля!
Снарядила она eгo, дала ему припасовъ на дорогу, отворяла погреба глубокіе, вынимала оружіе долгомѣрное.
— Ой, дѣтище ты мое милое! побереги ты свою буйную головушку, — сказала она ему, благословила и проводила въ дальній путь въ чужую дальнюю сторонушку.
— Ты смотри, Василій, — наказывала она ему еще при разставаньи, — какъ будешь купаться въ Іордань-рѣкѣ, не купайся ты нагимъ тѣломъ, не снимай съ себя тонкой холщевой рубаху самъ Іисусъ Христосъ купался нагимъ тѣломъ; не послушаешь моего наказа родительскаго, быть съ тобою худу.
Снарядилъ Василій корабли бѣлопарусные и поѣхалъ по озеру Ильменю, по Волгѣ-матушкѣ…

Ихъ не сдерживаютъ вѣтры буйные, противъ вѣтру они плывутъ какъ по вѣтру…
Едутъ день другой, видятъ вдали что-то чернѣется. Выплываютъ имъ навстрѣчу кораблики, ѣдутъ гости купцы-корабельщики съ товарами.
Поровнялись съ нимъ корабельщики, окликнули:
— Гей вы, молодцы удалые! Вы куда ѣдете? Куда путь держите? Или просто по морю гуляете?
— Наше гулянье неохочее! — отвѣчаетъ имъ Василій, — смолоду мы много загубили христіанскихъ душъ, много грабили добра-имущества, такъ теперь надо намъ грѣхи свои замаливать… Покажите-ка намъ прямой путь ко святымъ мѣстамъ, хотимъ мы гробу Господню поклониться:
Отвѣчаютъ корабельщики:
— Есть прямая дорожка, короткая, ѣхать по ней всего семь недѣль, а кругомъ-то надо ѣхать полтора годщ да стоитъ на этой дорогѣ застава неминучая: цѣлый станъ разбойничій съ атаманами…

Распрощались корабельщики, а дружина Василья спрашиваетъ:
— По какой же дорогѣ прикажешь путь держать?
— А поѣдемте по прямому пути, не люблю я путей окольныхъ, вѣрю крѣпко въ свою силу богатырскую, не обидятъ насъ станишники-разбойники…

Доѣхали молодцы до моря Kacпiйcĸaгo, до острова разбойничьяго, и увидѣли ихъ разбойники. Какъ завидѣли Василія, испугалися, засуетилися:
— Вотъ-то бѣда пришла на насъ неминучая! Тридцать лѣтъ стоимъ тутъ на островѣ, а не было на насъ такого страху вeлиĸaгo, вѣдь это ѣдетъ на насъ самъ Буслаевичъ, это его поступка молодецкая, полетка соколиная!
Собралися они въ кругъ, съ хлѣбомъ-солью встрѣчаютъ Василія, низко кланяются:
— Не обезсудь, — говорятъ, — добрый молодецъ нашего хлѣба-соли откушать, нашей браги попробовать!
Принялъ Василій хлѣбъ-солъ сѣлъ съ ними за столъ пировать. Какъ поднесли ему чару зелена-вина въ полтора ведра, да какъ хватилъ онъ ее сразу, за одинъ духъ, станишники и рты разинули: такъ у нихъ и самый набольшій атаманъ не пивалъ!
На прощанье поднесли Василію дары великіе: мисы золота да серебра, да жемчуга; Василій ихъ на томъ поблагодарилъ и просилъ дать ему провожатаго до Іерусалима.
Не отказали ему aтaмaны, дали и провожатаго.

Поѣхали они по морю Каспійскому, подъѣхали къ Ѳаворъ-горѣ и пристали къ берегу. На пути къ Ѳаворъ-горѣ лежалъ въ полѣ человѣческій черепъ.
Толкнулъ Василій черепъ ногой, сказалъ:
— Чья ты, кость тутъ на дорогѣ валяешься? Paзбoйниĸa-пpидopoжниĸa, татарина-бусурманина, или ты кость христіанская?
Какъ подбросилъ черепъ чоботомъ улетѣлъ онъ за облака, а потомъ упалъ опять на свое мѣсто старое.
Заходили челюсти у чepeпa, сталъ черепъ говорить глухимъ гробовымъ голосомъ:
— Не разбойникъ я при жизни былъ, не татаринъ, а былъ я такой же христіанинъ-молодецъ, какъ и ты; гдѣ мой черепъ лежитъ у Ѳaвopъ-гopы, тамъ лежать и твоей буйной головушкѣ!
Какъ услышалъ Василій, что ему кость пpoвѣщaлa, напророчила, отошелъ отъ нея прочъ и говоритъ:
— Это, видно, лукавый меня смущаетъ!

Поѣхали молодцы съ Ѳаворъ-горы въ Іерусалимъ; отслужилъ Василій тамъ обѣдню за здравіе Авдотьи Васильевны, своей родимой матушки, отслужилъ обѣдню съ панихидою по своемъ усопшемъ батюшкѣ и по всему своему роду. На другой день стали молодцы свои грѣхи замаливать: отслужили они обѣдню съ молебномъ о томъ что загубили души христіанскія, не позабыли и разбойниковъ-станишниковъ, и объ ихъ грѣхахъ служили обѣдню съ молебномъ въ особину.

Стали потомъ молодцы купаться въ Іордань-рѣкѣ. Не послушался Василій наказа своей матери, всѣ купаются въ рубашкахъ, а онъ нагимъ тѣломъ.
— Я,—говоритъ — не вѣрую ни въ сонъ, ни въ чохъ…
Какъ выкyпaлcя, сталъ обсыхать на Ѳаворъ-горѣ, стосковалося у Василія его сердце ретивое, разболѣлося… твердитъ онъ одно, что „не вѣрую я ни въ сонъ ни въ чохъ“, а самъ только о головѣ и думаетъ.
Подошли они къ камню горючему, написано на камнѣ, что кто его перескочитъ вдоль, тому здѣсь и положить буйную голову. Стала дружина Васильева перескакивать камень поперекъ, а Василій говоритъ:
— Не вѣрую я и въ эту надпись на камнѣ: перескочу камень вдоль, не задумаюся!
Скочилъ вдоль, глядь — каблукъ пoдвepнyлcя, зацѣпился… Упалъ Василій навзничь на горючій камень и расшибъ, пробилъ свою буйную голову.

Говоритъ онъ дpyжинѣ, братьямъ названнымъ:
— Ой вы, братцы мои названные! Вы идите къ моей родной матушкѣ, вы скажите ей, что сосватался ея любимый сынъ на Ѳaвopъ-гopѣ, женился на бѣломъ горючемъ камешкѣ!
Умеръ Василій, схоронила его дружинушка подъ горючимъ камешкомъ и воротилась въ Новгородъ.

Старая Авдотья Васильевна еще издали молодцевъ завидѣла, выбѣжала къ нимъ, смотритъ, высматриваетъ:
— А гдѣ же мой ясный соколу Васильюшко?
— Сосватался твой сынъ Василій Вуслаевичъ въ чистомъ полѣ на Ѳаворь горе женился онъ на бѣломъ горючемъ камешкѣ.
Заплакала тутъ вдова, закручинилась:
— Охъ, горе мнѣ, не видать мнѣ больше яснаго сокола, и не нужно мнѣ не золотой казны моей, ни имѣнья-богатства…
Раздала она все свое имѣніе по Божьимъ церквамъ, а казною надѣлила дружину Васильеву.

Поклонились ей молодцы, распрощалися:
— Спасибо тебѣ, матушка Авдотья Васильевна, что поила, кормила, обувала, одѣвала насъ.
Звала честная вдова дѣвушку Чернавушку, наливала Чернавушка каждому молодцу по чарѣ зeлeнa-винa, подносила съ поклоном] съ почестію.
Выпили молодцы, поклонилися и разошлись въ разныя стороны, куда глаза глядятъ.

Былина «Василий Буслаев« из сборника «Русские былины».